– А где земля, которая выплеснулась из кратера?
– Испарилась, – тут же ответил Витька. – Из-за высокой температуры. Превратилась в пар, и его унесло ветром.
– Точно!
Молодец Витька! Как я сам не додумался?
Если это результат падения метеорита, то все становится на свои места. Никакой радиации нет, земля испарилась, а сам удар разрушил город. Я вздохнул. Падение тунгусского метеорита наделало шороху в 1908 году, когда не было соцсетей, – что произошло бы в наше время, упади такой мощный метеорит?! Сейсмическая волна не прошла бы незамеченной, крик поднялся бы до небес. Никаких вариантов – я не в своем мире. Или в будущем, или в параллельном измерении.
Есть от чего подвиснуть. Я и подвис, видимо, раз сижу голый на дне гигантской воронки и как ни в чем не бывало загораю, ни о чем не переживая. Очевидно, чрезмерные впечатления и шок приводят в конце концов к противоположному результату – полному расслаблению и пофигизму.
Ну и ладно. Я жив, здоров и не в карцере. Наоборот, свободен как никто.
– Возьмем с собой? – с азартом спросил Витька, имея в виду зеленый камушек. Его страсть к собиранию разного не-хлама никуда не делась.
– Возьми, – равнодушно разрешил я.
Мы начали одеваться, и я с грустью посмотрел на свои поношенные и залатанные шмотки. Другой смены одежды у нас нет – некогда было прихватить, торопились свалить из Вечной Сиберии. А это плохо. Когда-нибудь – скорее всего, очень скоро – она развалится на лоскуты, а заменить нечем.
– Знаешь что, Витька? – сказал я. – Есть идея. Слышал такое слово – “шопинг”?
***
Я “припарковался” у одного более-менее целого здания о шести этажах. Сзади здание было ровное, а спереди – уступчатое: второй этаж был меньше первого, третий – меньше второго, и так далее. Таким образом, на каждом этаже образовывались широкие террасы. У здания имелся подземный гараж, заваленный мусором и кусками шершавого камня. Неизвестно, откуда взялись эти камни – стены первого этажа сохранились в целости, включая стеклянную, ни трещинки не отыщешь.
Чутье и опыт меня не подвели: на первом этаже располагался бутик. И – тут нам повезло – бутик мужской одежды.
Бутик занимал большую площадь, заполненную рядами висевшей на вешалках одежды, и ничем особенным не отличался от тех магазинов, к которым я привык. Правда, на выложенных геометрическим узором потолках не было ни намека на светильники или то, к чему они раньше крепились. Пол на вид мраморный или сделанный из материала, похожего на мрамор. В нескольких местах у круглых колонн белели тумбы, чем-то похожие на те, что постоянно встречались на дороге, но гораздо компактнее, мне по грудь.
Шмотки на ощупь были сырые и склизские и пахли плесенью.
– Много лет и зим висят, – сказал Витька. – У нас зимы сырые, дождливые, вот плесень и прицепилась.
Про дождливые зимы он мне давненько говорил, но я не слушал. Не хотел слушать, упрямо твердя про себя об экспериментальной зоне...
– Не отстирываются? – спросил я.
– Вонять будут.
Я с ним согласился. Одежда испорчена, ничего не поделаешь.
Мы немного погуляли по залу, держа автоматы наготове. Я попытался открыть одну из дверей в дальнем конце зала. Она не открывалась. Табличек и надписей нет – и не только на этой двери, вообще нигде. Что очень странно...
Я вернулся к вешалкам и принялся рассматривать одежду на предмет надписей. Шмотки выглядели недурно, стильно, в основном легкая летняя одежда вроде футболок и шортов. И тоже – никаких надписей. Удивительно!
Достав мачете, я сунул лезвие в щель между дверью и косяком, надавил. Лезвие выдержало, а дверь – на вид пластиковая – нет. Хрустнуло, и дверь открылась, замок оказался вырванным с мясом. Подскочил любопытный Витька, и мы вместе заглянули в темное узкое помещение.
Это был склад с полками до самого потолка. Полки заполняла сложенная в пластиковых пакетах одежда. Я разорвал один, вынул белый лонгслив из тонкой, похожей на марлю, ткани и прошитым красной нитью воротом, понюхал. Плесенью не пахнет, а ткань сухая и на ощупь приятная.
Обрадовавшись, мы с Витькой полчаса рылись среди этих пакетов, выискивая свой размер. На пакетах не было никаких надписей и знаков, зато в слабом свете из зала поблескивала голограмма, которую, видимо, считывали специальным прибором. Нам же приходилось вспарывать все пакеты и примерять одежду перед огромным зеркалом в торце торгового зала.
В итоге мы неплохо прибарахлились. Устав переодеваться, запасливый Витька прикатил тележку, сгреб все, что было на полке, и укатил на мусоровоз. После трех рейсов на складе остались лишь порванные пакеты.
Вышли из магазина мы принаряженные. Я – в понравившемся мне лонгсливе из марлевки и коротких штанах с накладными карманами. Этот прикид странно сочетался с моими берцами, но обувь в этом магазине не “продавалась”. Витька – в футболке навыпуск и тоже шортах. Теперь он больше походил на подростка из обычного мира, разве что был сильно загорелым, будто смотался на юга.
Близилось время обеда, и мы перекусили в машине, затем отыскали другой магазин – на сей раз обувной. Наученные опытом, мы сразу прошли к складу и с удовлетворением убедились, что обувь на складах тоже пребывает в вакуумных пакетах. Обувь на складе была сплошь летняя – сандалии, шлепанцы и сетчатые мокасины. Я снял опостылевшие берцы с позорными портянками и надел кожаные сандалии. Прежние говнодавы я хотел оставить тут же, но Витька утащил их в кузов, сказав, что они могут пригодиться.
– Ты, я вижу, вообще ничего не выбрасываешь? – усмехнулся я.
– У нас в Посаде не принято годными вещами разбрасываться, – ответил Витька.
В относительно целом районе города, где к небу устремлялись высоченные небоскребы, мы изучили несколько зданий и площадей. Судя по всему, здесь было много фонтанов, бассейнов и водных артерий, затененных декоративными деревцами, ныне одичавшими или высохшими. В безводных каналах лежали разбитые лодки с навесами – когда-то давно люди катались на этих каноэ, как по каналам Венеции.
Множество крытых лестниц вело под землю – в метро или в подземные переходы. Мы не рискнули туда спускаться, в темноте прячутся Уроды со товарищи.
Витька нашел на огромной террасе спирально закрученного здания взлетную площадку с обломками маленького летательного аппарата с двумя вертикальными винтами. Рядом горделиво возвышалось другое здание, с которого раньше, по всей видимости, низвергался искусственный водопад. Почти под каждым строением под навесом можно было посидеть в кофейне или кафешке.
Это был красивый город, полный садов, воды, тени и живописной архитектуры. Его покинули одномоментно, побросав все вещи. В нескольких квартирах на первых этажах мы обнаружили, что хозяева взяли, похоже, лишь то, что было на них в момент катастрофы. Квартиры, как и многие другие помещения, заросли желто-зеленой плесенью со специфическим запахом, ткани, обивка, книги безнадежно испортились, превратившись в мерзкую гниющую заплесневелую массу. Мебель в этом городе не особо приветствовалась – все шкафы и холодильники встраивались в стены. Иногда даже кровати располагались в специальных нишах.
Обычные тканевые шторы тоже не приветствовались – жители города предпочитали жалюзи: вертикальные, горизонтальные и ромбовидные, складывающиеся сложным причудливым образом. Все эти жалюзи или ролл-шторы почти не пропускали свет; когда я закрыл одно окно, стало темно, как ночью.
Нигде я не нашел компы и телевизоры. Зато одна или две стены в каждой квартире были из особенного гладкого белого материала, отличающегося от материала других стен. Я предположил, что это проекционные экраны, которые служили и в качестве телека, и монитора компьютера.
Также я не увидел нигде признаков отопления – ни явного, ни замаскированного под часть интерьера.
На стенах на месте выключателей блестели овальные гладкие экраны. Вероятно, сенсорные панели. Я потыкал их пальцами – никакой реакции.
– Итак, – начал я загибать пальцы, когда мы вышли на улицу. – Здесь нет нормальной мебели... нормальной с моей точки зрения... кнопок, надписей, отопления, освещения и...