Мы подъехали к ней в сумерках. Съехав с трассы, очутились на узкой улице, которая пронзала всю вытянутую деревню. Светили фонари и окна высоких, преимущественно кирпичных домов, с мансардами и благоустроенными лофтами. Асфальт на дороге, впрочем, был старый и неровный, со следами “лепешечного” ремонта.

Дом дедули имел один этаж, но его недавно очень недурно отремонтировали, и выглядел он как жилище состоятельного человека. За метровым шлакоблочным забором благоухали клумбы и росли яблони, освещенные мощным светодиодным фонарем. Мы нажали на кнопку звонка на кованых воротах, и где-то в глубине двора под навесом зазвучал зуммер. Затявкала мелкая собачушка, на ее лай тут же отозвались соседние четвероногие охранники.

Калитку отперла удивленная, но ничуть не встревоженная дородная женщина, напомнившая мне Дашу Широнину, повариху из 37-го Посада. Чтобы не маяться с объяснениями, я наложил на нее заклятье и велел принести два матраса, подушки и одеяла. А еще – если есть – репелленты от насекомых, брезент и что-нибудь пожрать.

Оказалось, в доме есть и репелленты, и брезентовая палатка, и карематы со спальными мешками. И много чего для охоты и рыбалки. Отчим Витьки иногда приезжал и культурно проводил время на лоне природы.

Карематы мы брать не стали, и спальные мешки тоже. Ограничились брезентом и одеялами с матрасами, как и планировали сначала. Неохота было возиться со всем этим шмотьем.

С дедом ни я, ни Витька так и не пообщались. Я заметил худую и согнутую фигуру за стеклянной стеной веранды, но старик не вышел, видимо, не поняв, что явились гости. Горничная, которая, вероятно, постоянно проживала в этом доме, следя за хозяйством, помогла нам вынести из сарая походные пожитки, потом ушла в дом за едой. Вернулась она с несколькими ланч-боксами и термосом.

Когда мы затарились, Матвей повез нас в лес, к дольмену, по убогой грунтовке, при виде которой на меня нахлынула ностальгия. Именно по таким дорогам мне доводилось ездить в Поганом поле.

Проехали мы примерно с пару километров по ночному лесу, не встретив ни другие машины, ни людей, а остаток пути – метров пятьсот – проделали пешком по бездорожью, нагруженные вещами и с налобными фонарями. Матвей получил приказ ехать в дом деда и там переночевать, а утром к девяти часам явиться на то место, где он нас высадил. Если в течение часа мы не появимся, он должен ехать назад в город и рассказать все, как есть, но не упоминать о моей скромной персоне.

Если ничего не выгорит, нагоняй за авантюру получит один Витька. Но если его предки проведают о непонятном верзиле, который увез их сына в лес, запахнет скандалом и уголовным делом. Витька великодушно согласился отмучиться за обоих: родительский нагоняй – это мелочь в сравнении с теми перспективами, которые ждут меня. Скорее всего, я отправлюсь в те самые места, о которых с тоской и нежностью вспоминал в балладе-рингтоне хриплоголосый певец.

Я, правда, сомневался, что ведуна можно вот так просто арестовать и посадить под замок. Магические силы возвращались, а это значило, что я – единственный колдун во всем мире! Меня голыми руками не возьмешь. Это открывает такие горизонты, что голова кругом идет. Но местные возможности интересовали меня мало; я хотел в Поганое поле, как бы это глупо не звучало.

Еще больше я (да и Витька тоже) сомневался, что Матвей нас завтра дождется. Мы были взбудоражены предстоящими приключениями, связанными с дольменом, и практически не думали о завтрашнем дне. Попасть бы в Поганое поле, а там хоть трава не расти...

Витька привел к дольмену безошибочно – в детстве часто хаживал этими тропами, поэтому ориентировался в лесу преотлично. Дольмен изрядно зарос кустами и травой, покрылся мхом – с первого взгляда не поймешь, что это дольмен. Я обратил на него внимание из-за граффити, нанесенного фосфоресцирующей краской. Надписи, сделанные витиеватыми и переплетенными буквами, я не расшифровал да особо и не старался.

– Вот он, – сказал Витька, останавливаясь.

Я обошел дольмен слева, потом справа. Вокруг обойти не удалось из-за непролазных зарослей позади массивных камней. Камни поменьше обрисовывали круг.

Да, это самый натуральный Ведьмин круг.

Закрыв глаза, я прислушался к В-токам. Чутье, кажется, ко мне еще не вернулось. Я слышал шелест ветвей сверху и по сторонам, далекий гул автомобилей на трассе, ощущал дуновение легчайшего ветерка – но В-аура никак не воспринималась. Знаки на интерфейсе были размытыми и то и дело пропадали.

Это расстраивало.

– Ничего не чую, – проворчал я. – Ладно. Устроимся на ночлег.

– Палатку ставить будем? – поинтересовался Витька.

– На фига? Бросай брезент прямо на траву. Сверху кинем матрасы и одеяла. Будем спать под открытым небом. Дождя вроде не предвидится.

Я все же лишний раз задрал голову к небу. Небо в обрамление ветвей деревьев усеивали высокие мерцающие звезды. И ни облачка.

На мгновение я полностью поверил, что в Поганом поле... Но среди звезд двигалась красная мигающая точка. Самолет шел на посадку в городском аэропорту. Нет, я пока что в современном мире...

Хотя что значит “современный мир”? Поганое поле – тоже современный мир, когда я в нем.

“А что, если, – подумал я, – нет никаких разных миров? И даже одного мира нет, есть только мой разум... или душа, которая видит разные сны? И этот разум иногда настраивается на одну волну, а иногда – на другую. Это как радио: сам приемник всегда один и тот же, а станции транслирует разные. Что, если это не я перемещаюсь между мирами, а в моем всеобъятном неподвижном уме транслируются разные каналы? И поэтому все миры реальны, пока находятся в поле моего сознания, и не реальны, когда не находятся... Куда девается мир из сна, когда мы просыпаемся?”

Мы постелили брезент, поверх него бросили матрасы и одеяла. Погода теплая, почки не отморозим. Для меня ночевать вот так далеко не впервой.

Разувшись, уселись со скрещенными ногами и опустошили ланч-боксы. Там был гороховый суп, котлеты с картофельным пюре и пироженки. Прямо как в столовой. Запили чаем из термоса.

После этого позднего ужина разлеглись на матрасах. В теплой и непроницаемой темноте было почти уютно.

– Чего-то не хватает, – после продолжительного молчания заявил я.

– Чего? Интернета? – спросил Витька. Он в который раз “разбудил” айфон. Мягко засветился прямоугольник экрана. Связь присутствовала, но без интернета.

– Света! – дошло до меня. – Мы же световую гирлянду всегда выставляли на ночь. Чтобы Уроды и прочая Погань до нас не добралась.

Витька промолчал, и я почувствовал, как он поеживается. Сейчас, в глухой ночи посреди леса, уверенности у него немного поубавилось. Понял, видно, что начались серьезные дела. Но отступать поздно.

– Ты в курсе, – медленно заговорил я, думая о другом, – что в том мире... мире Поганого поля...

– Называй его Пэпэ, – предложил Витька. – Чтобы короче.

– Лучше Попо! – хихикнул я.

– О, точняк! – засмеялся и Витька.

– А наш мир как коротко обозвать? В Попо его называли Эпохой Буржуев или Эрой Золотого Тельца.

– Длинно, – фыркнул Витька. – И по-идиотски звучит, если честно. Давай назовем его... назовем его... – Он задумался. – Скучный мир!

– Не думаю, что он для всех скучный, – усомнился я.

– Для всех, – уверенно сказал Витька. – Люди ведь о чем мечтали? О звездолетах, городах на Марсе и Луне! А кое-кто о магии, чудесах, пробуждении паранормальных и сверхъестественных сил. А у нас по итогу ни того, ни другого. Занимаемся сплошь какой-то фигней. Даже СПИД лечить как следует на научились. Мир однозначно Скучный – если сравнивать с Попо.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты не по годам взрослый?

– Постоянно говорят. А я не согласен.

– Почему?

– Потому что взрослый – он тоже скучный. Не ждет никаких чудес. А ребенок постоянно ждет. Я вот жду. Поэтому я ребенок!

– Я тоже жду.

– Значит, и ты ребенок, Олесь! Так что ты мне начал рассказывать?