– Я никому ничего не должен...

– Ой ли? – удивляется девушка, и я резко поворачиваюсь к ней. – Все кому-то что-то должны, иначе не бывает. Иначе жизни не будет! Даже мы здесь, пребывая в единстве, живы лишь потому, что должны друг другу!

– Что вы должны? – спрашиваю я на автомате, теряя нить разговора.

– Свободу. Мы должны друг другу свободу.

...Я проснулся, и тут же на интерфейсе моего нейрочипа возникла Ива.

– Тебе снова снился кошмар, Олесь.

Я закряхтел и не ответил. Этой ночью я заснул сидя за рулем машины, не ложился в палатке, которую поставили Рина и Витька. Весь день мы ехали на юг вдоль большой реки Северянки в направлении Князьграда, но из-за непролазных дебрей продвинулись недалеко. Витька предложил плыть на катере, который мы припрятали недалеко от пирса, но это означало оставить машину. А колеса нам нужны в будущем. Я руководствовался еще и другими соображениями: на реке нас видно далеко, а в чащобе мы невидимы – никакие сиберийцы или неведомые северяне на драккарах нас не засекут.

В результате мы несколько раз заезжали в тупики, откуда приходилось выезжать задом и по жуткому бездорожью. Батарея быстро сдыхала, и мы останавливались на часок-другой, чтобы ее подзарядить. Идиотская техника Вечной Сиберии (пусть и сделанная в Росс) не предполагала одновременной езды и подзарядки.

В дорогу мы выступили сразу после похорон – таких, каких хотела тетя Вера: без молитв и магии, на солнечной полянке вдали от Ведьминого круга.

Меня мучила совесть. Я должен был воспротивиться желанию тети и похоронить ее в Ведьмином круге. Если бы тетя Вера воскресла, небось уже не пожелала бы необратимой смерти. Больной и страдающий человек жаждет избавления от мук, здоровый же просто так смерти не пожелает. А сон-кошмар, где в туманном поле бродят пятеро незнакомых знакомцев, – лишнее доказательство тому, что теперь я буду винить себя: не настоял на своем, не уговорил, не сделал по-своему...

– Я могу помочь, – сказала Ива, не дождавшись моей реакции.

– В чем?

– В наведении порядка в твоей голове. Могу ослабить эмоциональное давление определенных воспоминаний.

– Спасибо, но не надо. В моей голове и так кто только не шарился и не шарится до сих пор... Наводить там порядок значит усугублять хаос. По-хорошему мне бы полностью восстановить память, но я не могу сказать, что хочу этого.

– Почему?

– Я привык к тому, что я – это я. Ведун без памяти, без прошлого, неведомо откуда взявшийся и невесть куда бредущий...

– У тебя есть план. Спасти Киру.

– Да... Тетю-то я уже спас...

– Ты напрасно винишь себя в ее смерти. Ты не можешь отвечать за все прихоти судьбы. Думать иначе – страдать комплексом Бога.

– У меня нет комплекса Бога, Ива. И я не думаю, что полностью виноват в том, что тетя попала на каторгу. И больна она была еще до моего глюка, так что рано или поздно... Просто сейчас – прямо сейчас – у меня столько силы! Но толку от нее мало. Рина и Витька правы: с такой силой я просто обязан навести порядок в мире, нельзя ведь зарывать магические таланты в землю! Но как навести порядок в мире, если в голове бардак? Я не хочу быть председателем или монархом, решать за других, вести за собой, я просто...

– Чего же ты хочешь на самом деле, Олесь?

Я задумался. А чего я, собственно, хочу? Покоя? Жизни в становище Отщепенцев рядом с Кирой и наложницами? Ха, рядом с Кирой и наложницами покоя мне не найти!.. Хочу ли я жизни в Республике Росс, чтобы переезжать каждый месяц из Секции в Секцию в поисках новых впечатлений?

– Не знаю, – выдавил я. – В том-то и беда. Я не знаю.

– Ты заблудился, – мягко сказала Ива. – Но обязательно найдешь свой путь.

Я вздохнул, потер глаза. Ночь была на исходе, но на прогалине, где мы остановились на ночевку, царила непроницаемая тьма. Третьим оком я “разглядел” палатку рядом с машиной, два живых спящих тела внутри, кольцо из ведьмовских мешочков...

И Урода на самой границы этого круга. Он таращился в нашу сторону, но ничего не предпринимал. Не мог переступить магическую границу.

– Пошел вон! – негромко произнес я, подбавив в голос чуток волшбы. Сумрачная тень Урода бесшумно метнулась прочь, в кусты.

Насколько я понял, мы находились на территории Поганого поля, а земли Вечной Сиберии, по которой Уроды и прочая Погань отчего-то ходить не может, отодвинулись от берега реки на несколько километров. Сообщения между страной и каторгой происходят в основном по реке, но есть и сухопутный путь. Мы перемещались между рекой и этим путем, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Кем были твои родители, Олесь? – вдруг спросила Ива.

– Что? – вздрогнул я.

– Твои родители. Знание прошлого порой помогает понять настоящее и определить будущее.

– Я... я никогда не вспоминал родителей.

Это открытие ударило не хуже боксера-профессионала. А ведь точно! Я н и р а з у не вспоминал родителей со времен глюка. И, возможно, до глюка, просто не помню я те времена.

– Ты сирота?

– Не знаю... Мысль о родителях не приходила... Странно-то как, а? Ни в Скучном мире, ни в этом...

– Ты помнишь, кто они, как выглядят?

Я напряг память – бесполезно. Там, где должны быть воспоминания о родителях, – звенящая пустота.

– Хм, – произнесла Ива. – Я не вижу, чтобы тебе стирали память... Воспоминаний будто не было с самого начала...

– Что ты хочешь этим сказать? Что я из пробирки?

– Нет. Скорее, что тебе полностью переустановили программное обеспечение.

Я нахмурился.

– Эй! Я не компьютер!

– Это просто термины, – объяснила Ива мягко. – Человеческий разум, конечно, сильно отличается от компьютера, он развивается постепенно, изнутри, разворачиваясь, как цветок, вырастая, как вырастает дерево из крохотного семечка. А компьютер, искусственный интеллект конструируется из уже готовых фрагментов-паттернов... Хотя в Секции Грин есть технологии выращивания компьютеров на базе биологической матрицы... Тем не менее, Олесь, тебе не просто стерли воспоминания, но переустановили личность.

У меня бешено застучало сердце.

– То есть я – это кто-то другой в чужом теле? Новая душа? А старая где? Умерла?

– Душа – это вопрос веры. До сих пор наука Республики Росс не подтвердила существование в человеке чего-то еще, кроме физического и психического аспектов. Личность – это своего рода агрегат, сочетание устойчивых шаблонов реагирования, и ничего больше. В мозге нет волевого центра, центрального “я”, только специализация разной степени строгости, замешанная на голографическо-фрактальном принципе...

– Ты можешь попроще? Я – это я или кто-то другой?

– Ты всегда ты, – Ива улыбнулась. – Ты – это река. Вроде бы одна и та же, но всегда разная, и в ней нет ничего, что остается постоянным.

– Так, поперла философия ИИ, – заворчал я. – Ты меня утешаешь после того, как огорошила новостью о переустановке личности...

– Переустановка личности – это переустановка всех шаблонов реагирования, входящих в ее состав. Кроме них, в личности больше нет ничего.

– Как это нет? Я ведь чувствую себя как... себя! Я – это я!

– Это иллюзия – как и я сама. Ты видишь меня и разговариваешь со мной, но объективно я не существую в природе. Если в тебе есть нечто постоянное, почему у тебя каждый день разное настроение? И почему во сне ты воспринимаешь себя совсем иначе, если вообще воспринимаешь? Сознание – это поток, река, которая кажется цельной и постоянной, но в ней нет ничего, кроме воды...

– Еще рыбешка есть... – фыркнул я. От философских разговоров сонливость слетела окончательно. – Кстати, о снах. Ты не уловила наведенной психической передачи?

– Нет, но думаю, что твой нейрочип не имеет достаточных мощностей для улавливания всех пси-передач.

– Ладно... Разберемся со временем...

***

Я бы не сказал, что открытие Ивы о переустановке личности меня сильно шокировало. Привык уже к новостям подобного толка. И раньше знал, что прошлого у меня нет – теперь выяснилось, что нет и личности. Всего-то.